Итак, плен. Для еврея расстрел на месте. Нужно выжить. А как выжить, если не сами немцы обнаружат, то кто-нибудь из своих предаст. Пропагандистский советский интернационализм у большей части населения молодой страны Советов еще был не в чести.
Вот что автору этих строк о злоключениях мужа в плену рассказала перед Новым 2014 годом жена Льва Паперного Анна Николаевна.
«Лёва мало мне рассказывал о войне, о плене. Да сейчас многое и забылось. Помню, как первый раз судьба отвела от него смерть. Он ранен был в голень. Их, пленных, гнали, не давая ни еды, ни питья. Где-то оставили в церкви, все вповалку лежали на соломе, расстеленной по полу. Апатия полная, смерть кругом. Справа такой же раненый красноармеец вдруг говорит: «Ты – жид, я знаю. Завтра, жидок, я немцам скажу, кто ты такой». Что делать? Сил никаких нет, сознание плавает, уже кажется, что все равно смерть. Но тут другой красноармеец слева прижимается губами к уху и шепчет: «Не бойся, не сможет он сказать». Тут Лева говорил, что впал в забытье до утра. Когда пришел в себя, увидел, что тот, кто грозил сдать его фашистам, лежит мертвый. Задушили его. Пленных, кто смог подняться, немцы сразу погнали вон на улицу, и Лева так и не успел спросить имя своего спасителя…».
Политруков и евреев расстреляли у церкви. Папѐрному повезло: внешность не была характерной еврейской, а жизнь в Москве избавила от местечковой интонации. В отличие от молодых красноармейцев, не слишком грамотных, Лев был достаточно образован, знал немецкий язык и до семи лет жил в очень интеллигентном окружении. У него было семь тетушек, весьма образованных, говорящих на нескольких языках. Наверняка самое большое влияние на него оказала его тетя Эстер Папѐрная, или тетя Эстя, как ее звал Лева. Она к сороковому году была уже известной писательницей и редактором Детгиза. Эстер была соавтором книги «Парнас дыбом» с пародиями на великих поэтов, которая имела оглушительный успех. А в сороковом получила срок по делу Детгиза и вернулась из лагерей и ссылки только через 17 лет.
Лев сумел выдать себя за караима (тюркская национальность — прим. автора).
Ведь обрезание совершают еще и мусульмане, а в Латвии живут караимы. Паперный с некоторыми был знаком. До декабря 1941 года его лечили в госпиталях для военнопленных, а когда нога окрепла окончательно, отправили в Вильяндийский лагерь. В нем в то время в землянках, почти без горячей пищи, на тяжелых работах были обречены на гибель почти 20 тысяч человек. С января по июль 1942 года умерло от голода свыше пяти тысяч советских военнопленных.
Среди полуживых людей немцы отбирали наиболее крепких и вербовали их в разведшколы и полицейские части. Льва Папѐрного приметил его бывший сослуживец по острову Даго майор «Волков», под такой фамилией он числился в команде немецких вербовщиков. Большинство военнопленных не соглашались, предпочли смерть в лагере. Лев выбрал разведшколу. Судя по протоколам допросов в Вологде, можно сделать вывод, что только для того, чтобы избежать голодной смерти. Тогда мысли о явке к советским властям после переброски у него не было. Была лишь цель — выжить.
Прежде всего, в школе в местечке Летси будущих разведчиков и радистов откармливали и заставляли работать по хозяйству, а затем уже немецкими преподавателями проводилось обучение радиоделу.
В октябре 1942 года двенадцать наиболее способных радистов отправили в Латвию в Штакельнскую (немцы переименовали Стренч в Штакельн) школу Абвер.
Школа в Штакельне была второй ступенью разведподготовки. Там изучались топография, методы ведения разведки в тылах советской армии, методы работы НКВД, радиодело, шифрование.
Практические занятия проводились по ночам с маршами до 30 километров по лесам. Выполнялись задачи по разведке дорог. Причем эстонская полиция тренировалась в поисках русских диверсантов, и тот, кто попадался, должен был учебное задание повторить. Учили основательно, и марш-броски совершались с тридцатикилограммовой выкладкой.
Преподавателями тактики, топографии и многих других предметов были бывшие советские командиры, сдавшиеся в плен добровольно. Несколько преподавателей из бывших офицеров белой армии. Руководство школы все немецкое.
Из протокола допроса Папѐрного Л.К.:
«…Начальник школы немец, капитан КЕЛЛЕР, изредка посещал школу. Комендантом был эстонец, капитан ВЕРНЕР, раньше он был командиром подводной лодки в Эстонии и при Советской власти сохранил должность. Примерно 45 лет, среднего роста, волосы с большой проседью, голубые глаза. Третировал всех всячески, не считая за людей, вплоть до отдельных случаев рукоприкладства…»
Льва Папѐрного готовили к заброске достаточно долго. Обучение шло более полугода. Зимой весь состав школы усиленно тренировали для лыжных переходов. Специально для этого из Финляндии прибыл опытный инструктор по лыжному спорту.
Ближе к весне дюжину выпускников школы отобрали для работы в специальной агитационной части в полосе Волховского фронта. Под руководством майора «Волкова» будущие «пропагандисты» тренировались в хоровой декламации агитационных лозунгов: «ТОВАРИЩ, ИДИ К НАМ СМЕЛЕЕ, НЕ ТРУСЬ, МЫ БОРЕМСЯ ХРАБРО ЗА НОВУЮ РУСЬ!»
После работы агитатором, выкрикивающим лозунги из немецких окопов, Льва Паперного вновь направили в город Штакельн. Наступали белые ночи, и заброски в тылы на летнее время прекратились. Однако выпускники использовались на заготовке леса и хозяйственных работах.
В конце лета всех выпускников разбили на группы для подготовки переброски через линию фронта.
Паперный выбрал себе в напарники Геннадия Рождественского, так же, как и он, жителя столицы, и своего знакомого еще по романтическим дням молодости — строительству московского метро.
Из протокола допроса Паперного Л.К.:
«…Вопрос: Какой район высадки вам был указан?
Ответ: Приземление должно быть произведено между железной и шоссейной дорогами, в районе деревень Цибово, Заречье и реки Сухона.
Вопрос: Почему избран именно этот район?
Ответ: Об этом нам не говорили. А только сказали, что место приземления совершенно безопасное, населенных пунктов не будет, не в первый раз в этом районе выбрасываем, и все было нормально. Сопровождающий нас немец на самолете заявил: «Вы, ребята, не бойтесь. Шестой раз в этом районе выбрасываем, и всегда было благополучно».
Паперный и Рождественский приземлились кучно. По традиции большинства выбрасываемых в советский тыл, перед вылетом с Псковского аэродрома они крепко выпили и за линию фронта попали в пьяном состоянии. Спрятали парашюты, до утра проспали в брошенном сенном сарае. Утром, похмелились, закопали парашюты и двинули на звук гудков паровозов к железной дороге.
На станцию Морженга добрались через два дня с красноармейским обозом. Проверку документов прошли благополучно. С рабочим поездом доехали до Вологды, вещи с радиостанцией оставили в камере хранения и отправились на рынок. Оказалось, что военных туда не пускали. Так как спекуляция военной формой и сапогами была распространенным явлением. А народ в городе, а особенно в деревнях был разут и раздет.
В 19 часов вечера отходил поезд на Ярославль. Лев, как старший группы, отправил Рождественского за талонами на питание. Но…
В архивах нет указаний, по каким признакам их опознали на вокзальном продпункте. Скорее всего, это сделали агенты-опознаватели. К тому времени во внутренней тюрьме НКГБ было несколько таких агентов из числа сдавшихся или задержанных ранее диверсантов. Среди них были и выпускники тех же немецких разведшкол. Да и у органов безопасности и СМЕРШа уже было к тому времени немало данных о составе курсантов этих школ.
(Продолжение в следующем номере)
Сергей КОНОНОВ.
©2009-2017 Все права защищены. При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна