Автор:ЧИ
Эта разнарядка длилась около четырёх недель. Очень скоро мы затеяли с охранником и смотрителем оживлённую обменную торговлю. В лагере каждому выдавалось 100 г мыла на месяц, которое мы не использовали, т.к. могли умываться только снегом. У гражданского населения мыла почти не было. Кое-кто из нас сохранил вещи из Германии, не доставшиеся охранникам при многочисленных обысках. Русские предлагали хлеб. Мы начали потихоньку применять многочисленные русские слова. Грамматика была не важна, главное, мы понимали друг друга.
Иногда мы видали на улице плачущих женщин, когда наша, не очень парадная колонна проходила мимо. Возможно, это были «Фольксдойче», которые тысячами были согнаны в эти края из покинутой американцами Тюрингии. (Тюрингия была американской зоной. По договору отошла к ГДР. И все бывшие советские подданные немецкой национальности были согнаны в лагеря и отправлены на «Родину». Ещё одна из трагедий ВОВ — прим. пер.) Позднее мы со многими из них познакомились лично. Не исключено, что и русские женщины жалели нас. Частенько нас пытались подбодрить словами «Скоро домой». На протяжении лет слышали мы это.
Снова начались проклятые походы за дровами. Каждый второй день мы тащились 32 км через сугробы и везли на неуклюжих санях древесину из леса. Тамошний лес выглядел очень запущенным. Вначале мы возили древесину по своему усмотрению, но вскоре нам определили норму. Она составляла 1,2 м³ на сани. 8-12 измождённых фигур впрягалось впереди. Частенько навстречу нам шли небольшие патрули красноармейцев, везущие на санках практичные полевые кухни. Когда места на санях не хватало, приходилось вдвоём нести двухметровый ствол на плечах до лагеря. Постоянно в пути находилось несколько сот человек. Одна длинная, скорбная колонна. Работа была суровая и тяжёлая.
Дорога, часть которой мы проходили, тянулась по возвышенному берегу Шексны и была во многих местах занесена высокими сугробами. К счастью наша команда получила русские войлочные сапоги «Валенки». Эта обувь чрезвычайно практична и тепла. Сапоги изготовлены из прессованного войлока 4-7 мм толщиной одной целой штукой. Они быстро разнашиваются под форму ноги и позволяют устойчиво и удобно передвигаться. Внутри носятся портянки, т.к. о носках мало кто знает, да и они быстро скатываются в комок. Валенки не должны быть сырыми. Русские снимают их перед входом и обметают берёзовым веником. Только потом их сушат у печки. Особенно умилительно глядятся они на детях. Маленькие Иваны даже на лыжах в них ездят. Им не надо никакое крепление, кусок верёвки вокруг пятки исправно служит ту же службу.
Такие сапоги в простом исполнении стоили в 1949 году примерно 60 руб. Получше, к примеру, обшитые кожей более 100 руб.
Подошло Рождество 1945 года. Первый подарок — в Сочельник было 52° мороза. Внутренние двери тамбура были плотно покрыты льдом. Внутри могло быть минус 10 °. Уже несколько недель мы спали, завернувшись во всевозможные лохмотья, не снимая валенок и в шапках на голове. Наш праздник был более чем убогий. На ёлке горело несколько керосиновых светильников, которые быстро потухли. Мы ничего не испытывали кроме голода.
За несколько дней до этого мы получили открытки от русского Красного креста. Это был наш подарок на Рождество.
В начале января транспорт в количестве 400 человек, среди них и я, был переведён в лагерь на восточной стороне города. Это был уже настоящий рабочий лагерь. Бараки были маленькими и тесными. На человека приходилось около 36 см на нарах. Зато в каждом помещении были электрические лампочки. А так новый лагерь ничем не отличался от старого, только здесь всё было теснее и тягостнее.
Уже на следующий день мы приступили к работе. Нашей задачей была прокладка водопровода в городе. Длинная траншея глубиной 4 м и шириной 0,9 м прерывалась через каждые 7-8 м массивом в 3 м длиной. Мы должны были в этих массивах на уровне дна траншеи пробивать туннели диаметром прокладываемых труб. Земля, промёрзшая насквозь, была тверда как камень. Инструментом служили большие, тяжёлые кувалды, с трудом поднимавшиеся одним человеком, и огромные зубила в 4 -5 кг весом. Один рабочий держал зубило с помощью проволочной петли, а другой бил по нему кувалдой. Процесс был очень тяжёлым, да к тому же ещё мы работали по 8 часов, не вылезая из ямы, без обеда, при постоянных температурах минус 25 — 30 градусов. Сверху постоянно ветром порошило снегом.
С каждым ударом отлетал кусок величиной с большой палец. Мы превратились в наследников Сизифа.
Так продолжалось до тех пор, пока я не получил воспаление сухожилий на обоих суставах. При сгибании суставы издавали звук, как будто в них был песок, и сильно болели. Это послужило основанием для русских перевести меня на другую работу. Но я попал из огня да в полымя.
Новый объект носил номер 61. Вообще номера в этой стране играли большую роль. Всё-таки небольшое преимущество здесь было. Чтобы добраться до работы, требовалось только четверть часа. Нужно было от берега Шексны до верха проложить многоступенчатую широкую и глубокую траншею. Здесь планировалось проложить трубопровод от электростанции к реке для спуска воды. Мороз и грунтовая вода усложняли нашу задачу. Примерно на глубине в 6 м при помощи молотков, зубил, ломов и примитивных водяных насосов мы пытались справиться с породой и грунтовой водой. Здесь тоже начали вводить определённые и для нас высокие трудовые нормы.
Поперёк объекта проходила узкоколейка, под которой мы копали туннель для труб. Поезд, подходя к месту стройки, двигался черепашьим темпом, и мы могли разглядеть, что машинистами почти всегда были женщины. По внешнему виду это было трудно различить, так плотно были они закутаны в зимнюю одежду: ватники, ватные брюки и зимнюю шапку. Волос было почти не видно. А сажа делала своё, изменяя лица до неузнаваемости.
Топили в здешней местности в основном дровами, угля не было.
Каждое утро начиналось с одной и той же песни. Чуть размягчённый от предыдущих работ грунт превращался в камень, а траншеи были залиты водой, так что откачивали постоянно. Затем мы орудовали тяжёлым инструментом до обеда и после 45 минут полудрёма в барачном помещении без еды, снова вламывали на работе, чтобы выполнить свой 8-ми часовой рабочий день. По дороге в лагерь мы по двое прихватывали двухметровые брёвна с дровяного склада у реки. Дорожные условия были ужасными, особенно когда в марте начал таять снег.
Вскоре я опять получил совсем уж невыносимо больное воспаление суставов и попал с очередным этапом в первый лагерь.
При очередном медосмотре русская врачиха определила меня в группу «3“.
На этом месте надо пояснить, что для нас существовало в зависимости от состояния здоровья четыре различные рабочие группы:
«первая» — отличное состояние — 8 часовой рабочий день;
«вторая» — хорошее состояние — 8 часовой рабочий день;
«третья» — среднее состояние — 6 часовой рабочий день;
«четвёртая» — плохое состояние — 2 часа в день.
Последняя группа имела также название «o.K (ohne Kommando) — без разнарядки» и работала на лагерных хозяйственных работах.
Определение в ту или иную группу производилось очень для нас оригинальным способом: если сначала нам было очень неудобно раздетыми стоять перед молодыми и порой красивыми русскими врачихами, показывая свои не очень олимпийские фигуры, то следующая процедура ещё долгое время была для нас чрезвычайно неудобна. Врачиха не стесняясь щипала нас за ягодицы, чтобы потом, судя наверное по объёму захваченной плоти, высказать свой приговор.
Частенько таким же образом проверялись мышцы груди, рук и ног. С годами мы привыкли к этому обычаю и дали ему крепкое грубое название.
(Продолжение в следующем номере).
Перевод Владимира КУЗНЕЦОВА
©2009-2017 Все права защищены. При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна
