«Как я был на СВО»

12 июля череповчанин Юрий Марков вернулся с СВО на Украине. О том, как идёт спецоперация, он рассказал в интервью «Череповецкой истине».

В начале мая наш земляк уехал в Ростов, где заключил контракт добровольца. Примерно неделю его формирование проходило подготовку. Юрий активно рассказывал о том, что происходит с ним, в соцсетях. Сообщил, что, наконец, их привезли в Украину и… внезапно пропал на месяц. И даже поползли нехорошие слухи, что Юрий погиб.

-Я «пропал с радаров» 12 мая, — рассказывает Юрий Марков. — Это произошло, в день, когда мы перешли границу. До места назначения мы четверо суток добирались на машинах. Ехали в кузове КАМАЗа. Причём нам не сказали, куда нас везут. 12 числа, как только проехали Изюм, нас уже обстреляли. Привезли за Изюм, 6-7 километров от города, в деревню, где всего два дома. Приказали окопаться практически около могил погибших в 42-м году советских бойцов. При этом нас постоянно обстреливали из миномётов. Через два дня из наиболее подготовленных из нас начали готовить диверсионно-разведывательные группы. Перед нами был так называемый «Шервудский лес» около Сухой Каменки, там засели бойцы ВСУ. Чтоб их выбить, туда сначала заходили бойцы нашего ГРУ, затем шли мы – удерживать занятое. Наш первый эшелон добровольцев отражал контратаки ВСУ, чтобы спецназ не попал в окружение.

 

Атака

— Я лично отбил контратаку 28 мая, — продолжает Юрий. — Как раз в этот день погиб командир спецназа. Скорее всего, его запеленговали по телефону. В него попала мина. Наши даже не успели забрать тело — так быстро налетела украинская разведка. Их цель была забрать планшеты с секретной документацией, находившиеся у командира спецназа.

Так вот. У меня был свой сектор, который я должен был держать. В соседнем секторе был мой напарник-пулемётчик. Однажды ночью слышу, заработал пулемёт. Потом по близости затрещали ветки. Оказалось, это была ДРГ украинцев. Я начал стрелять туда, откуда шёл шум. Видимо, попал, поэтому услышал крики: «Отходим!». Сзади у меня был ещё один напарник с позывным «Скорпион», который должен был поддержать меня огнём в случае чего. А он не стрелял. Я его потом спрашиваю: почему ты, гад, не поддержал?! А он отвечает: не хотел выдавать свою огневую точку. Зато я выпустил полтора рожка АК-74.

 

Жизнь в «Шервудском лесу»

— Мы целый месяц находились в этом «Шервудском лесу», — говорит Юрий. – У нас, конечно же не было ни света, ни воды. Еду подвозили, шикарные обеды: паштет, печенье. Горячее готовили сами. Костры было запрещено жечь, так как постоянно летали украинские коптеры. Маленькие, не заметные. Маленький передаёт большому коптеру, тот прилетает и бомбит. Постоянно так было. Пили из единственного ручья. Подлые хохлы могли бы бросить туда пару солдат. И тогда бы всё: вода в ручье стала бы не пригодна. Но отравлений у нас не было. Мы сделали в этом ручье затон: с утра приходишь, помоешься. В этом лесу в Великую Отечественную также шли бои, и остались окопы ещё с 42-го года. В одном из них я оборудовал себе место для ночлега. Также было  много свежих, оставленных украинцами окопов. Но нам сказали, что ни в коем случае располагаться там нельзя, ибо они все пристреляны: у украинских артиллеристов на них стоят метки. Однажды я взял из такого окопа украинский спальный мешок. Ложусь спать и слышу, на украинском языке как будто кто-то говорит: «Мне тоже холодно. Это мой мешок. Мой позывной «Лесник»… И тут же запахло мертвечиной. Я ответил голосу: «Давай я тебе утром верну». «Ну, ладно». Утром проснулся и отнёс обратно. И парням сказал: не вздумайте этот спальник брать. Это оказался спальник погибшего всушника…

 

Контузия

— 10 июня мы поехали в Сухую Каменку, — продолжает Юрий Марков. —  Там находился штаб, и можно было  отдохнуть, помыться, постираться. Хорошо, что  я одел бронежилет. Только подъехали к штабу, как заухали украинские САУ. Первый же выстрел попал в дивизион наших «Градов». Спрятаться нам было негде. Я побежал в дом за тридцать метров. Только зашёл – взрыв!  Меня взрывной волной закинуло вглубь дома: автомат вправо, сумка – влево. А отвалившийся с потолка кусок штукатурки попал мне по голове. Оказалось, осколок от снаряда прилетел мне в спину и застрял в бронежилете. Так что броник спас меня от неминуемой гибели. Когда я выбрался из дома, кругом горела трава. Мы стали тушить, чтобы огонь не подошёл к машине с боеприпасами, ибо рвануло бы тогда  не хило. Тут подбегает парень из нашего отделения и кричит: «Четверых поваров убило миной». Эти повара сидели в одном окопе. Мой друг Женька позже рассказал, что хотел с ними запрыгнуть, но ему места не хватило. И только он отбежал, как – бах! – и сразу четверых. Как только закончился обстрел, я сказал, вы как хотите, а я здесь оставаться не буду. Все со мной согласились, и мы поехали обратно в лес.

Но от взрывной волны я получил контузию. Стало тошнить, сил нет, звон в ушах. На следующий день мне стало ещё хуже. Я командиру говорю: всё, больше не могу,  пойду к врачу. Взял автомат и отправился к ближайшему доктору, который находился в штабе, а до него три километра. Прошёл полтора, чувствую, что уже не могу, падаю. К счастью, мимо проезжал КАМАЗ с нашими бойцами, я попросил их довезти, и меня доставили в госпиталь в Изюм. Измерили давление. Оказалось, 200! Я говорю, голова шумит, и плохо слышу. После я был ещё в нескольких госпиталях, пока меня окончательно не вылечили.

Путин, помоги!

— Мне должны бы полагаться деньги за ранение, но его почему-то признали не боевым, поэтому платить не будут, — сетует Юрий. —  В военкомате мне сказали, что сумма в 205 тысяч, положенных по контракту, выплачивается только с момента пересечения границы. А те дни, которые мы жили в Ростове, так не оплачиваются. Поэтому вышло меньше.  Начислили 145. Надбавки за результативность были положены, но мы практически не видели врага: согласно контракту мы лишь охраняли уже занятые территории.

В 2015 году, приехав в прошлый раз  с Донбасса, я сказал, что нам там делать нефиг. А сейчас говорю: надо туда ехать. И передаю просьбу к Путину от всех, кто там находится:  нужна помощь живой силой, техникой, средствами разведки и так далее. Буду писать ему, буду выходить с плакатом, — заключает Юрий Марков.

…Конечно, это далеко не всё, что рассказал доброволец Юрий Марков. Многое из того, что он поведал, мы просто не можем написать, ибо нас тут же обвинят в дискредитации вооружённых сил.  Сам же Юрий Марков заявил, что мог бы ещё раз поехать на СВО: например инструктором в именном батальоне Вологодской области.

 

Эдуард Абрамов