Автор:ЧИ
Через пару недель меня перевели на объект «Гараж». Речь шла о большом гараже, имеющем даже свою собственную котельную. Здесь тоже применялась модерновая техника. Норма была та же. Так как мы работали без еды с часовым перерывом, а лето было очень сухое, то сильно выматывались. Две русские практикантки часто беседовали с нами. Эта стройка была их производственной практикой для получения диплома техника. Обе были очень симпатичны, примерно лет двадцати и прилично одеты. Кроме них с нами работали многочисленные женщины и несколько мужчин. По всей вероятности в город завезли ткани из Германии, т.к. женщины все враз стали носить летние платья с немецкими узорами.
И снова перед окончанием работ меня перевели на другой объект. На этот раз перевод был даже приятен, так как стройплощадка находилась напротив лагеря на берегу Шексны (территория ДОКа-примечание переводчика).
Стройплощадка представляла собой болотистую низину, куда забивались прочные бетонные сваи, соединяющиеся поперечными балками из того же материала. На этом каркасе возводились корпуса большой мебельной фабрики. Каркас возвышался примерно на метр от земли. Вся эта конструкция засыпалась землёй до уровня балок. Землю срезали экскаваторы с соседних, в нескольких сотнях метров восточнее стройки находившихся холмов и с привлечением массового грузового и гужевого транспорта подвозили к месту строительства. Там же наверху находился лагерь и дорога.
Ко мне часто назначали помощницами трёх-четырёх молодых девушек. Они всегда были весёлыми и очень крепкими. Они появлялись по утрам, напевая и приветствуя всех, с куском чёрного хлеба в руках, и потом беспрерывно таскали тяжёлые тачки с раствором и кирпичами. В обед они лежали где-нибудь, съедали свой хлеб и искали друг у друга вшей (или, как их еще называли, гнид -примечание переводчика) в голове. Напитком им служила речная вода, которую они кипятили в котелке и называли «чай». Отношения у нас с ними были хорошие. Девушки совсем недавно приехали из дальних колхозов, и работа здесь нравилась им больше, чем дома. Так же как и мы, они жили в бараках, построенных нами рядом с нашим лагерем. В эти бараки позднее, как нам стало известно, должны были поселить ещё большее количество русских, т.к. в здешней местности нашли какие-то бокситовые залежи. (Это ошибка автора. Бокситовые залежи нашли в Хибинах на Кольском полуострове (будущее Объединение «Апатит»), а в Череповце как раз планировалось строительство ЧМЗ, – примечание переводчика).
Вначале нужно было забетонировать бесчисленное количество колонн, и нам приходилось из всех сил напрягаться, чтобы хотя бы приблизительно выполнить норму. Потом настала очередь стен. Некоторые из них были такими толстыми, что мы для выполнения нормы тянули только наружную кладку, а внутренность заполняли тачками раствора и обломков кирпича. При этом нужно было быть очень осторожным, чтобы не заполучить «процесс за саботаж». К раствору примешивался цемент и не в малых количествах. Известкового раствора, даже для штукатурки, я нигде не встречал.
Рядом с нами работали русские мужчины и женщины, но их работа была далека от нашей и по качеству и по количеству. Здесь также одна бригада была отстранена приехавшей комиссией с упрёком, что немцы могут работать много лучше, хотя почти все из них по профессии не были каменщиками.
На другом здании мы работали исключительно со шлакобетоном. Блоки имели размеры 40х20х20 см. Они все были тяжёлыми и покрыты трещинами. Зато норма на них была меньше, чем на кирпиче. 120 блоков за 8 часов. Но при этом уходило много времени на накидку раствора на канты, т.к. они были очень узкими.
Погода неделями стояла прекрасная, и мы стали чёрными как мавританцы. За эти месяцы с июня по сентябрь нам удалось даже подзаработать наличными. Первым делом каждый заключённый должен был отработать своё содержание в лагере. Сумма эта, включая одежду и жильё, составляла примерно 450 рублей в месяц. Заработать столько было не очень просто, т.к. хорошо оплачиваемую работу нам давали только тогда, когда не было в распоряжении русских рабочих. Так что мы могли дополнительно купить хлеба к пайку, и работали поэтому усерднее.
С одной практиканткой, очень опрятной и любезной девушкой, я беседовал каждый день. Обычно она усаживалась на стену рядом со мной и наблюдала. Темы наших разговоров были разнообразны и в некоторых её представлениях о немцах мне удалось сделать поправку. Также я узнал много интересного и от неё. Уже несколько недель мы замечали частичную сдержанность населения по отношению к нам. Причиной этому был фильм, недавно показанный в городе, где рассказывалось о том, как немецкие солдаты распиливали русских детей на циркулярке. По-видимому, люди верили этому.
Как-то моя знакомая Нина сообщила мне, что уезжает на три недели в отпуск к родителям в Камень (ближайшие населённые пункты с таким названиям находились в Новгородской области, — предположение переводчика), и, когда она вернётся, нас уже здесь не будет. «И где же мы должны быть?». «Дома», — ответила она. Я посмеялся над её словами. Никто из нас давно не верил таким россказням. Расстались мы дружески. Но она оказалась права. Больше мы друг друга не видели.
Пришёл наряд — выстроить небольшую трансформаторную будку. Русский начальник объявил, что будка должна быть готова за четыре дня. Наша бригада состояла из четырёх каменщиков и шести помощников. Я посмеялся над ним и сказал, что для нас это так же срочно, как русским с нашим освобождением. И к тому же он требовал от нас невозможного… Начальник заявил, что мы должны это сделать, потому как через четыре дня приезжает комиссия, и ему несдобровать, если будка не будет готова.
«Сколько заплатишь, если сделаем?». Он прикинул и сказал: «Вы получите от меня сто рублей, если справитесь к сроку». «Хорошо! — сказал я ему. — Но если ты нас обманешь, мы будем сачковать, как никогда (вольный перевод)». «Вы получите свои деньги».
Мы пахали, как лошади, и он сдержал своё слово.
В разгар работы стали просачиваться слухи об освобождении в Германию. Никто не верил этому, но в лагере началась подготовка к большому эшелону. Лагерные мастерские готовили деревянные бадьи для пищи и черпаки. Антифашистские активисты из местных рисовали многочисленные транспаранты со множеством благодарностей как бы от нашего имени за прекрасное курортное время и клятвами отцу всех и всего Сталину.
Несколько месяцев уже длившаяся волна бесед и допросов достигла своего апогея. Лихорадочное возбуждение царило повсюду. Но мы всё ещё работали внизу у реки. Наша пророчица Нина все еще была в отпуске, а мы как и раньше боролись за дополнительные 200 граммов хлеба.
И вот однажды, когда мы ещё спали, в барак зашёл человек и прочёл список фамилий, среди которых была и моя: «Эти люди сегодня на работу не идут». На дворе был конец сентября 1949 года.
Долгие шесть дней нас переодевали, водили в баню, допрашивали, обследовали, вычёркивались люди из списка, составлялись резолюции Сталину и под ними собирались подписи, а ночью нас мучали… полчища клопов.
Наконец мы покинули лагерь и погрузились в товарные вагоны, на этот раз оставленные открытыми и не так плотно забитыми. Даже музыкальная капелла, привлекавшая на каждой остановке толпы русских, сопровождала нас.
Через Москву, мимо величественных церквей Смоленска, через Варшаву лежал наш путь в Германию.
Через восемь дней мы достигли Франкфурта на Одере. Из окон нам махали простынями люди, слёзы лились у нас из глаз, а полицейские (ГДР) не смотрели в нашу сторону. 1 октября 1949 года последний русский постовой проверил наши документы на границе с Баварией у города Хоф «Hof (Saale)».
И на этом бесповоротно закончились годы нашего плена.
Осталась только память.
Перевод Владимира КУЗНЕЦОВА.
©2009-2017 Все права защищены. При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна
