Автор:ЧИ
Снова началась работа. Дороги превратились в сплошное болото и у нас с утра до вечера из-за плохой обуви были сырые ноги. Я опять работал на лесопилке. Очень скоро, после того как нам пришлось целый день мучаться с особенно тяжёлыми брёвнами, мои суставы начали опять трещать и ныть. Я сообщил о заболевании и оставался целыми днями в лагере.
К этому времени у нас появились книги. Это были в основном политические сочинения руководителей государства, а также несколько классических произведений русской литературы. Пара произведений немецких авторов тоже там была, как, например, Генрих Гейне. Я проводил своё время как мог. Ежедневно меня осматривала врачиха на предмет треска в суставах, о чём я предусмотрительно позаботился.
В один из таких тихих дней к нам прорвалась новость, что собирается этап нетрудоспособных в первый лагерь. Мне повезло, и я попал в списки. В это время, было 9 мая 1946 года, к нам дошли первые весточки из Германии. Эта тонкая ниточка, связывающая нас с домом, сильно взволновала нас и подарила чувство, что мы не совсем заброшены.
В этот день черепашьим темпом в прямом смысле этого слова мы маршировали в наш первый лагерь. Из окон многочисленных домов вслед нам смотрели плачущие женщины.
Миновав лагерные ворота, мы были радостны – как-никак здесь было свободнее, и рабочие условия не такие жёсткие. Уже на следующий день нас обследовали, я получил отметку «о. к.» (аббревиатура не от международного знака одобрения ОК, а от сокращенного врачебного определения «обследован комиссией» – ред.) и переселился в один из бараков для нетрудоспособных. Ряды кроватей были там не такими длинными, и это придавало помещению более уютный характер. Через пару дней нам даже выдали соломенные матрасы и белые наволочки. Мы набили их тоже соломой и находились на верху блаженства. За время нашего отсутствия был проведён водопровод, где после долгого стояния в очереди можно было набрать целую фляжку воды. Хватало и умыться, и посуду помыть и даже для постирушек. По вечерам проводились лекции, имелась литература, в общем, можно было отвлечься. Слухи, которые мы называли «паролями», рождались и множились здесь особенно быстро.
Через некоторое время мне надоело бесконечное бездельничество, и я записался в мастерскую деревянной обуви. Рабочее время составляло 6 часов. Деревянные подмётки поставлялись готовыми, всего вернее из другого лагеря военнопленных. Мы должны были изготавливать остальные части ботинок и сами ботинки как уже готовую продукцию. Материалом служили в основном немецкие ранцы, на которых иногда стояла дата 1871 год. Все они остались после Первой мировой войны. Дневная норма была 6 пар ботинок и при небольшой сноровке оказалась легко выполнима.
При очередном обследовании я получил группу 3, но остался в мастерской, пока нехватка материала не раскидала нас по другим объектам. После нескольких незначительных работ я попал в бригаду кровельщиков, которая в это время покрывала все бараки новыми крышами, состоящими из толя и дранки. Работа была, особенно при хорошей погоде, неплохая. Если не было толя, мы производили дранку.
Делали мы это при помощи станка собственной конструкции. На большом тяжёлом колесе были, эксцентрически в направлении к оси, прикреплены деревянные брусья. На другом конце они свободно двигались на стойках. Четыре человека вращали с их помощью колесо. Другая длинная железная штанга, также эксцентрически закрепленная на колесе, двигалась вертикально к оси и от неё. На конце штанги находился массивный нож, то и дело исчезавший и снова появляющийся в вырезе стальной плиты. Один рабочий двигал подготовленные деревянные кругляши к ножу, который обрезал дранку. Вскоре, после того как мы приноровились, мы стали выпускать более 10 тысяч(!) штук дранки в день. Наша дранка укладывалась по всем правилам кровельного искусства.
Рядом с нами своеобразным методом распиливались брёвна на доски. На лесах высотой в 2,5 м ложилось горизонтально бревно. Один человек становился на леса сверху бревна, другой стоял на земле под ним и оба двигали вертикально длинную пилу, распиливая бревно на доски. Это была очень выматывающая работа.
Другая бригада из лагеря поставляла гвозди, производимые из колючей проволоки. Вообще в то время делалось многое, чтобы благоустроить лагерь и подготовить к предстоящей зиме. Наружные стены замазывались глиной. Необходимые штукатурные окаёмки мы делали сами вручную. Вот только стекла не доставало.
Перед лагерем появился большой огород на немецкий манер, и проходящие мимо русские с удивлением таращились на него. Также открылась лагерная столярка, изготавливающая в основном мебель и деревянные изделия для офицеров. Эти господа приехали сюда с семьями и очень скудным скарбом, состоящим в большинстве случаев из железной кровати и пары мешков утвари и одежды. А теперь они обзаводились всей остальной мебелью, дешевой и хорошей. Мы частенько кололи дрова у них и наблюдали, как они друг перед другом выхвалялись. А так мы мало чего о них знали. Всё необходимое организовывалось через немецкую комендатуру.
Внутри колючей проволоки также появились небольшие садики и огородики. Зима здесь очень длинная, а остальные времена года укладываются в 5-6 месяцев, из-за чего весна наступает с такой силой. Летние ночи очень светлы, частенько мы могли наблюдать прекрасное северное сияние (здесь автор, по всей видимости, имел в виду необычайно светлые ночи во второй половине июня, когда закат буквально переходит в зарю и небо на горизонте все это время остается розовым). Цветы растут в малочисленном количестве сортов. Так же деревья и кустарники. Помидоры остаются зелёными. Из зерновых мы видели пшеницу, рожь, ячмень и овёс.
С приходом весны русские женщины начали выбираться из зимних ватных одёжек и производили очень приятное впечатление, хотя почти все тяжело работали. Постоянно весёлые, они распевали песни или озорничали. И вообще казались активнее, чем мужчины. С нами, немцами, они охотно беседовали. И вообще, несмотря на проигранную войну, интерес к Германии не пострадал.
Однажды мы крыли крышу на близлежащем картофелехранилище, у одной пожилой женщины корова, которую она вела на верёвке, упала и не смогла больше подняться. Несмотря на все старания женщины, корова не поднималась. Я с камерадом поспешили ей на помощь, и вскоре корова стояла на своих четырех. Женщина несколько раз поклонилась до земли, усердно благодаря при этом и применяя старое обращение «милостивый государь».
Мальчишки-озорники ничем не отличались от наших. Вначале они частенько дурили нас. Они приносили узелки с махоркой и требовали взамен мыло. На вид узелки были очень внушительны. Но, хотя мы открывали их и проверяли содержимое, придя в лагерь мы устанавливали, что две трети содержимого была обыкновенная сечка.
Ни велосипедов, ни мотоциклов мы не встречали. Легковые автомобили попадались очень редко. Огромную роль играл грузовик. С его помощью делалось почти всё: перевозка грузов любого вида, людей на работу и с работы, гробы на похоронах и многое другое.
Люди здесь по сравнению с нами бедны, имеют только примитивную утварь. Им разрешено иметь столько земли в аренду, сколько нужно только для собственных нужд. Вся земля принадлежит государству. Частного предпринимательства не существует. Бауэров (фермеров), в нашем понятии, нет. Общины объединены в колхозы с общими скотными дворами, конюшнями, МТС и общей работой. Наряду с ними существуют и большие государственные сельхозпредприятия — совхозы.
Частенько мы наблюдали за тренировками гарнизонных солдат. Они занимались на различных простеньких спортивных снарядах в полной форме, ходили в штыковую атаку на соломенные чучела или делали длительную пробежку с надетыми противогазами. И хотя приказания и команды выполнялись не так, как у нас, царила строгая дисциплина. На службе и вне её офицеры и солдаты обращались друг с другом по-товарищески.
Что нам бросалось в глаза, так это то, что мужчины очень следили за чистотой бритья и аккуратностью причёски. Бороды становились редкостью. Редки были и шляпы, летом носились спортивные кепочки, женщины украшали себя цветастыми платками. Зимой же царила меховая шапка.
Русский язык, которым мы овладевали особым психотехническим способом, не лишён красоты, хотя некоторые звуки и непривычны для нас. Многочисленные заимствованные иностранные слова, из немецкого тоже, всплывают в разговорах. Очень красивое слово у русских «бабущка». Когда русские рассказывают, делают они это очень оживлённо, применяя при это многочисленную мимику и жесты.
Не осознавая сами того, мы переняли многое от этих людей, и я могу себе представить, что человек, вынужденный годами жить среди русских, вскоре не будет от них отличаться. Эта страна с её необъятными просторами затянула в себя своим колдовством, очарованием. Только тот, кто сам жил в России, сможет понять атмосферу русских романов.
Так проходили дни, недели, месяцы. Приближалась зима, которую мы ожидали со смешанными чувствами.
(Продолжение следует).
©2009-2017 Все права защищены. При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна
