13.03.2015
+Победа-70
КАК ЭТО БЫЛО
(начало в «Череповецкой истине» №004/120)
Первая военная зима на Вологодчине для всех жителей стала зимой голода, лишений и болезней. Если осенью люди жили за счет имеющихся запасов и урожая первого военного лета, то ближе к весне эти запасы кончились. Большинство населения питалось только за счет продуктов, получаемых по продуктовым карточкам. Колхозникам продуктовых карточек не выдавали, они получали крохи по трудодням. В тяжелейшем положении оказались семьи эвакуированных, карточки полагались только работающим, а малолетние больные дети не давали возможности работать. Да и многие эвакуированные городские жители были не приспособлены к колхозной работе и поэтому не могли выработать равные с колхозниками трудодни. В не менее трудном положении оказались и многие семьи красноармейцев, которые не получали никакой помощи.
Документы архива НКВД-НКГБ в г. Вологде  бесстрастно  повествуют об этом.
Председатели колхозов прекрасно понимаю, что государство выбирает весь урожай и обрекает колхозников на голод.
Председатель колхоза «Оборона»:
«Советская власть ограбила всех, и при ней нет нигде правды. Она уморит всех голодом. Наступила жизнь, от которой надо удавиться».
Председатель ревизионной комиссии колхоза «Терпенево»:
«Вот  женщины весь хлеб учтут и отберут для государства, а всех колхозников, независимо от выработанных трудодней, посадят на 400 грамм в сутки».
Бригадир колхоза «1-е Мая»:
«Жизнь становится все трудней, конца войны не видно, колхозники голодают, а хлеб надо обязательно сдавать государству. Наше правительство замучило только одними постановлениями. Никогда от этой власти хорошего не будет».
Председатель колхоза «Берег – Кема»:
«Я теперь хлеб государству отгружать не буду, так как у меня ни лошадей, ни телег нет. Если надо хлеб государству, то оно само пускай его вывозит».
Председатель колхоза им. Фрунзе П. в беседе с колхозниками:
«Если мы рассчитаемся по поставкам с государством полностью, то мы обречем себя на  голодную смерть, а семян и вовсе не засыплем».
Председатели колхозов оказались правы.
Вот свидетельства наших земляков – это письма, задержанные военной цензурой.
… «Тятя, вы там проливаете кровь, защищая родину, а здесь никакой помощи не оказывают, ровно вы и не в армии. Людям  дают паек из лавки, Авдотье Г-вой дали 50 кг. Выхлопотал Геннадий. Тятя, нельзя ли  Вам похлопотать о скидке налога и пайке…»
… «Дают только по 200 гр. а на маму нет. Мама вся пухнет.
… «Ходили с Нюрой в лес, зарабатываем несчастный грамм, я получила 500 грамм рабочий паек, ну приболела 5 дней, и лишили пайка, несмотря на то, что имеются справки о болезни – просто издевательство от начальства, теперь пришлось ребенка мучить в лесу, сам знаешь, какая она работница…»
Тяжелейшее положение и у эвакуированных. Многих расселили по колхозам, которые обязаны обеспечивать  продуктами. Но в колхозах и работающим ничего не достается. А для эвакуированных работы нет, да многие и не могут по состоянию здоровья работать.
… «Жрать нечего, ходим на мерзлое поле копать мерзлую картошку и вот ею питаемся, даже соли к ней не давали. … Здесь на нас на эвакуированных смотрят, как на врагов, и только от всех слышишь «дьявол вас сюда принес проклятых…»
… «Ваня, меня расстраивает, что никакого пособия не могу выхлопотать, а у меня вас 4 сына на фронтах, 5-й на всевобуче…»
… «Гриша, ….последний раз пошла в сельский совет и страшно плакала, но мне помощи никакой не оказывают, сказала я председателю, что у меня сейчас никакого выхода нет. Натопить печку поугарнее и скрыть и покласть своих детей на печку и самой тут же, председатель ответил: «Так делай, что угодно, твоя воля в ваших руках». Хлеба нет, сами они сыты досыта, так нам они не верят…»
… «Житье такое, что хоть в петлю, только обидно приходится такой смертью помирать. Хоть люди гибнут за родину, а я за то, что мой муж командир, и я должна гибнуть за голод…»
Мужчины – кормильцы ушли на фронт, а семьи многих пухнут и умирают от голода. Вот и изливают свое горе матери и детишки отцам в письмах на фронт, а письма по суровой действительности всякой войны до адресатов не доходят. Считает государство, что нельзя отвлекать бойцов и командиров Красной Армии  от ратного дела.
Весной становится еще голоднее. Не зря Великий пост церковью придуман. Продуктовые запасы на исходе, а до нового урожая можно и не дожить.
У местных как бы ни было трудно, но свой огородик имелся, мелкая скотина на дворе была, а у кого и птица домашняя.
… «Картофель у меня зарыт в глухой яме,  зарывала еще осенью, не знаю как спасется, если все благополучно не померзнет то мне хватит на весну. Сейчас разрывать яму еще большие морозы, будет потеплее разрою и выношу в подвал».
Старики вспомнили охоту на зайца силками, а в дальних лесных районах тетеревов старинным способом в плетеные конусные ловушки десятками ловили, приманивая их на кувыркающиеся жердочки почками ягод рябины. Но такое не многим счастье давалось. Всех выгоняли в колхозное поле.
Дровами сырыми топили печи. Некогда было заготавливать впрок. Да и некому. В деревне одни женщины да подростки.
А голод все увеличивался и увеличивался. И летели письма на фронт, да не долетали…
… «Живем в Мяксинском районе Вологодской области и видим, что здесь много неправды, а особенно игнорируются все правительственные постановления по вопросу нас эвакуированных, и в результате здесь страдаем голодом…».
… «Условия жизни очень плохие, за квартиру плачу 20 рублей, за дрова 10, да в месяц один с трудом не выпросишь. Когда родила, больная пять суток даже нечем было топить, болела сама и дети с холоду, а когда пошла в декретный отпуск, то сбавили 200 грамм паек, нам в сельпо только по 200 грамм, а другим 400 грамм, очень плохо смотрят, в каких условиях находятся красноармейские семьи и, притом,  эвакуированные…».
… «Мы по две недели сидим без хлеба, я как из школы приду, хлеба нет, так хожу прошу. Мама нас одела. Папа, ты там кровь проливаешь, а мы сидим без хлеба…»
… «Ваня, ходим по полям, где летом была капуста, теперь вырываем остальные  листки и питаемся, да еще 250 грамм хлеба, вот наше питание…»
Страшно читать письмо матери, которая желает скорейшей смерти своим детям, чтобы они больше не мучились:
… «… Я уж молю бога, чтобы умерли мои ребятишки¸ ты знаешь, Коля, как жалко на них смотреть…»
В голоде винят бюрократов и тех, кто ворует и жирует за счет своего положения.
… «Коля, слово коммуниста, в Вологде сидят такие бюрократы, а можно сказать просто вредители в руководстве, такое безобразие в снабжении. У кого мужья дома – закрытые магазины, для них все есть, они не чувствуют войны, вечерами выпивают, празднуют, а у кого на фронте мужья, их дети полуголодные. В нашем доме 7 мужиков дома, кто до войны были пьяницами, теперь как помещики живут, только белые пироги пекут…»
… «Сам ты Алеша знаешь, что у нас в Верховажье плут на плуте, вор на воре все занимаются самоснабжением. Только в Верховажье сытых одно начальство, а наш брат до того дожил, что нигде ничего не купишь не достанешь, в столовой продают только из-под полы. Нам с маслозавода ото всего отказали, давали по одному литру несчастного обрата, а сейчас и того не дают, как хочешь так и живи…»
Это была первая тыловая зима на Вологодчине.
… «Молока у меня совершенно нет в грудях при таком питании, сейчас она грудь совсем не сосет. Только живет тем, что в яслях кормят 4 раза, а домой приношу, водичкой пою. В консультации не выписывают. Ходила в Райисполком и Райздрав и никакого внимания не обращают. Сохнет и сохнет, уже один скелет остался. Жалко и обидно, что ребенок должен умереть голодной смертью, хлебом его не накормишь, а кушала, так я сама не ела бы, а ей отдавала…»
… «Я живу худо, сын Коля помер от голода, в грудях молока не было, кормить было нечем, и то кормила черным хлебом и Леля не знаю поправиться или нет…»
… «Может,  будет еще случай, так отправьте лучше тушки замороженных кошек и собак (здесь и в глаза их не увидишь), мы живо их распотрошим, авось на их меньше позарятся, чем на все прелести, которые вы переслали. Может картофельной шелухи где-либо раздобудете. Или еще вы поминали с презрением о суррогатном чае в коопах — все это можно жевать  скорее дойдет. О дуранде, квасе и ванильном порошке Коля писал еще осенью, а теперь это отошло в область преданий…».
(продолжение следует)
Сергей КОНОНОВ.